Мученики Пров, Тарах и Андроник

Печать

Святые мученики Пров, Тарах и Андроник

День памяти: 25 октября


Мученики Пров, Тарах и Андроник, память коих совершается ныне, пострадали при Диоклетиане. Они были приведены на суд в киликийский город Таре, к правителю области Нумерию Максиму.

Прежде всех подвергли суду Тараха. На неоднократный вопрос: "Как имя твое?" он постоянно отвечал: "Я – христианин. Это имя для меня дороже и славнее, нежели имя, данное родителями. Но если нужно знать и то имя, – я называюсь Тарахом". Подвергнув его бичеваниям и видя его упорство, судья велел посадить его в темницу. Другой христианин, Пров, на вопрос об имени, отвечал: "Имя мое первое и честнейшее – христианин; другое же имя, данное людьми, – Пров". На обещание милостей и даров от царя, за отречение от веры, Пров сказал: "Я не ищу милостей; я сам был богат и оставил богатство, чтобы служить Богу истинному". Судья велел предать его мукам. Потом привели Андроника, одного из почетнейших граждан Ефеса. Когда и он на данные ему вопросы дал такие же ответы, его также заключили в темницу. Потом все три мученика были подверга-емы новым допросам, пыткам и мучениям. Когда им угрожали смертью, они говорили: "Умирают те, которые творят зло; но мы оживем на небесах, ибо Господь – воскресение наше. Не надейтесь отвратить нас от Бога; мы всем сердцем служим Ему, и не боимся угроз". Судья, потеряв всякую надежду склонить их к отречению, осудил их на съедение зверям. Но звери их не тронули.

Святые мученики Тарах, Пров и Андроник весьма живо помнили о вечной жизни и деятельно готовились к ней, причем спасительная мысль о вечной жизни на небесах, как видели мы из их краткого жития, поддерживала их во все время страданий за Иисуса Христа.

Думаем ли мы о вечной жизни после нашей смерти? Приготовляемся ли к новому жилищу на небе, к образу бытия высшего и нескончаемого? Так мало думаем, что этот предмет вовсе не принадлежит к обыкновенному кругу нашего размышления. Странность непостижимая! Беспечность удивительная! Предстоит ли какой путь в страну отдаленную: сколько сборов и приготовлений! Мы стараемся заранее узнать то место, в которое отправимся, кто там живет, какие обычаи, какая природа, какие удобства и неудобства жизни; стараемся иметь в запасе все, что может быть для нас пригодно, заводим предварительно там связи и знакомства. А вступить в вечность? А запастись тем, что там будет для нас необходимо? А освободиться заблаговременно от того, что там нетерпимо? О сем нет у нас ни мысли, ни заботы…

Что значит это? Уж не неверие ли в жизнь будущую? Но как не верить этому, когда самая здешняя жизнь наша явно есть только начало, необходимо предполагающее продолжение? Как не верить в жизнь за гробом, когда в лучшие минуты нашей жизни мы сами не только чувствуем, что внутри нас есть нечто не от сего мира, но, можно сказать, уже предвкушаем ту жизнь, которая ожидает нас в вечности?

Или, может быть, иной мыслит, что все равно, как ни вступить в вечность, приготовившись к тому, или не готовясь нисколько? Но рассуждать таким образом значит быть маломысленнее дитяти. Ибо, явно, жизнь будущая должна состоять в тесной и непосредственной связи с настоящею, как плод с цветом, как цвет со стеблем. Что посеяно здесь, то будет пожато там. Сеявый в плоть, скажем словами апостола Павла, от плоти пожнет истление; а сеявый в дух от духа пожнет живот вечный (Гал. 6, 8). Надеяться противного – значило бы превращать в своих мыслях устав премудрости и правды Божией, порядок всей природы.

Что же значит наша беспечность в отношении к вечности, нас ожидающей? Значит то, что мы, подобно малым детям, заглядевшись на игрушки, забываем все, даже самих себя; значит, что мы не смеем и подумать о чем-либо другом, кроме удовлетворения нашей чувственности, наших прихотей и страстей. Ибо одно из величайших несчастий наших то, что мы имеем способность, занявшись малостью, оставлять в то же время без внимания самое важное. Вследствие сего-то мы так неразумно дорожим земными приобретениями или потерями, и так невнимательны к тому, что ожидает нас в вечности!

Всегда ли нам оставаться в этом странном и пагубном нерадении о вечности? – Душа бессмертная, душа предназначенная к пребыванию Самим Богом! Долго ли ты будешь, яко мертва и бесчувственна? Востани, что спиши! Ты спишь и предаешься грезам твоего воображения; а смерть уже готовится восхитить тебя из среды живых. Воспряни убо, доколи есть время; воспряни, обозри опасное положение свое, и, подобно спавшему на пути страннику, взяв жезл веры, устремись путем добродетели туда, где нет ни печали, ни воздыхания!

Молитвами святых мучеников Христовых Про-ва, Андроника и Тараха, никогда не забывавших о вечной жизни, да укрепит в нас благодать Всесвятаго Духа, мысль о скором отшествии нашем из этой временной – приготовительной жизни для вступления в жизнь вечную, конца не имеющую, и да пробудит она нас от страшной беспечности о спасении своей души.




Память святых мучеников IV века Прова, Тараха и Андроника особенно дорога для прихожан Свято-Ильинского храма в г. Выборге, поскольку в основании Престола нашего храма находятся частицы их святых мощей.
31 октября 1999 года Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир совершил полный чин освящения Свято-Ильинский храма и совершил в нем Божественную Литургию. При этом в основание святого Престола были положены частицы мощей святых мучеников, которые доблестно пострадали за веру во Христа Спасителя в царствование императора Диоклетиана в 304 году в городе Тарсе Киликийском. Память их совершается 25 октября по новому стилю.
По мученическим актами и синаксарным сказаниям известно, что мученики допрашивались поодиночке, и сам допрос был в таком порядке: сначала, как старший годами, Тарах, потом Пров и, наконец, Андроник.
На первом допросе святой Тарах смело исповедовал себя христианином, отвечая на неоднократные вопросы проконсула Максима о его имени. "Я - христианин. Это имя для меня дороже и славнее, нежели имя, данное родителями. Но если нужно знать и то имя, - я называюсь Тарахом". Игемон Максим, раздраженный его смелыми ответами и обличениями, говорил своим воинам: "Бейте его по зубам... сокрушите его челюсти... снимите с него хитон и пустите в дело палки". Через некоторое время был произведен второй допрос. Игемон уговаривал Тараха последовать его разумному совету и принести жертвы богам. "Я - христианин, - отвечал дерзновенно Тарах, - я молюсь, чтобы ты и твой самодержец оставили ослепление и познали истинного Бога". - "Бейте его камнями по зубам". И зубы были сокрушены. Но Тарах говорил: "Ты ничем не заставишь меня отказаться от истинного Бога, хотя бы все члены мои были сокрушены; я стою твердо, так как меня укрепляет Христос". - "Бейте его по рту". - "Вот зубы мои выпали и челюсти сокрушены, я не могу кричать, но ты не повредишь душе моей. Я побеждаю тебя именем Бога, меня укрепляющего". Такое дерзновенное исповедание вызвало еще большее раздражение у игемона, и он придумывает новые казни, одну тяжелее другой: "Бейте его, влейте ему уксус с солью в нос. Поднимайте его". С новым дерзновением Тарах исповедует себя христианином на третьем допросе, обличая безумие и слепоту игемона и язычников. Игемон в неистовстве опять приказывает бить святого, жечь его руки, голову, отрезать бритвой уши и терзать. На предложение язычников принести жертву идолам святой Тарах, старый воин, ответил, что он приносит жертву Единому, Истинному Богу в чистом сердце. Все эти испытания передает преподобный Иосиф Песнописец в своем каноне святым мученикам: "Витийствуя Божественная и богословствуя о спасительном учении, ты, Тарах, терпишь устен растерзание, крепостию ума своего заграждая уста, говорящия нечестия на Бога" (п. 5, тр. 2).
Другой мученик, Пров, также на первом допросе исповедовал себя христианином: "Имя мое первое и честнейшее - христианин; другое же имя, данное людьми, - Пров". На обещание милостей и даров от царя, за отречение от веры, Пров сказал: "Я не ищу милостей; я сам был богат и оставил богатство, чтобы служить Богу истинному". Судья велел предать его мукам: его били сначала воловьими жилами по спине, по животу, растягивали, поджигали, приставляли к груди раскаленное железо, били по рту, сокрушали и поджигали голени, растягивали на четыре степени, выкололи глаза. "Когда мое тело страдает, - говорил идолопоклонникам святой Пров, - тогда душа моя исцеляется и оживляется". Вот какими досточудными словами воспевает святой Иосиф Песнописец страдания святого Прова: "Ты, мученик Пров, претерпел раны по хребту и чреву, был растерзаем, огнем поджигаем, а грудь - раскаленными рожнами, был биен по устам" (п. 3, тр. 2); "Ты терпишь голеней болезненное сокрушение, начетверо растяжение, очес изъятие" (п. 4, тр. 3)..
Андроника, самого молодого, почетнейшего гражданина Ефеса, привели последним. Он не уступал своим старшим товарищам в христианском дерзновении. Когда на данные ему вопросы он дал такие же ответы, его заключили в темницу. Проконсул велел его поднять (разумеется, на мучилищное древо), наносить ему лютейшие раны воловьими жилами, поджигать, выбить зубы, отрезать язык, резать голени. Певец так воспоминает его страдания: "Мученик Андроник! Ты, как агнец, вознесен был (т. е. повешен), претерпел болезни лютейших ран, огня попаление, зубов искоренение, богословнаго твоего языка отъятие, голеней отрезание" (п. 3, тр. 3; п. 4, тр. 4).
Ничего не мог сделать мучитель с мучениками. Когда им угрожали смертью, они говорили: "Умирают те, которые творят зло; но мы оживем на небесах, ибо Господь - воскресение наше. Не надейтесь отвратить нас от Бога; мы всем сердцем служим Ему, и не боимся угроз". Они остались тверды и непоколебимы среди множества напастей, как столпы неразрушимые, "утвердивши свои сердца на камени веры" (п. 5, тр. 1).
Судья, потеряв всякую надежду склонить их к отречению, осудил их на съедение зверям. Мученики сами не могли идти, их принесли и бросили на середину амфитеатра. "Выпущено было немало зверей, но они не коснулись тел святых". Максим был в сильном гневе, велел выпустить на осужденных самых свирепых зверей - медведицу, львицу, но они не подошли к мученикам, а лизали их раны или наклоняли к ним свои головы. Прославляя это торжество мучеников, преподобный Иосиф переносится мыслью к подобному же случаю в ветхозаветной истории и поет: "Как в древности звери устыдились Даниила во рве, так и ныне они устрашились на тризнищи крепких воинов благодати (по-славянски - веры), будучи укрощены честными их страданиями" (п. 6, тр. 1). Наконец, негодующий Максим приказал мечом убить мучеников: "В себе неистовяся (неистовствуя, беснуясь), пребезумный мучитель, побежденный вашими противостояниями, вскоре повелевает умертвить вас мечом" (п. 8, тр. 2).
Истязатели изощрялись в мучениях, какие только могла измыслить их злоба, а потом разрубили тела святых на части. Христиане тайно взяли останки мучеников и похоронили.



Тропарь, глас 5:

Святых мученик исправлением Небесныя Силы преудивишася, яко в теле смертнем, безтелеснаго врага силою Креста, подвизавшеся добре, победиша невидимо, и молятся Господу, помиловатися душам нашим.