|
21 августа 1829 года Дивеевская обитель лишилась этой чудной, святой жизни отроковицы, Марии Семеновны Милюковой, схимонахини Марфы. Предузнав духом час ее кончины, преподобный Серафим вдруг заплакал и с величайшей скорбью сказал о. Павлу, своему соседу по келлии: «Павел! А ведь Мария-то отошла, и так мне ее жаль, так жаль, что, видишь, все плачу!» Батюшка Серафим пожелал ей дать от себя гроб дубовый, круглый, выдолбленный. За ним поехала Прасковья Семеновна с еще одной Дивеевской сестрой Акулиной Васильевной. Прасковья Семеновна была сильно огорчена, и батюшка принял ее отечески, обласкал и приободрил. Затем, сложив вместе руки Прасковьи Семеновны и Акулины Васильевны, он им сказал: «Вы будете теперь родные сестры, а я ваш отец, духом вас породил! Мария же схимонахиня Марфа, я ее посхимил! У нее все есть: схима и мантия и камилавочка моя, во всем этом ее и положите! А вы не унывайте, матушка,— произнес о.Серафим, обратясь к Прасковье Семеновне,— ее душа в Царствии Небесном и близ Святыя Троицы у Престола Божия, и весь род ваш по ней спасен будет!» Кроме того, батюшка Серафим дал 25 рублей на расходы по похоронам и 25 рублей меди для того, чтобы оделить всех сестер и мирских, кто бы ни находился при погребении ее, по 3 коп. каждому. Дал также два полотенца за престол, колоток желтых свеч на сорокоуст, чтобы день и ночь горели бы в церкви, а ко гробу рублевую желтую свечу, и на похороны белых двадцатикопеечных свеч с полпуда.
Таким образом, по благословению преподобного Серафима, положили Марию Семеновну, схимонахиню Марфу в гроб: в двух свитках (рубашках), в бумажном подряснике, подпоясанную шерстяной черной покромкой, сверх сего в черной с белыми крестами схиме и длинной мантии. На голову надели зеленую бархатную, вышитую золотом шапочку, сверх нее камилавку батюшки Серафима и, наконец, еще повязали большим драдедамовым темно-синим платком с кисточками. В руках — кожаные четочки. Все эти вещи дал ей о. Серафим из своих рук, приказав всегда в них ходить к причастию Святых Тайн, что в точности и исполнялось Мариею каждый двунадесятый праздник и все четыре поста.
Преподобный Серафим всех, кто только приходил в эти дни к нему, посылал в Дивеево на похороны Марии Семеновны. Так, ничего не знавшим о том сестрам, работавшим на Сатисе (лесная местность на берегу реки Сатис), Варваре Ильинишне с прочими, старец сказал: «Радости вы мои! Скоре, скорее грядите в Дивеев: там отошла ко Господу великая раба Божия Мария!» Сестры не могли понять, какая Мария могла скончаться, и удивились, найдя Марию Семеновну в гробу. Также Екатерину Егоровну и Анну Алексеевну, собиравших ягоды в Саровском лесу, и других он посылал скорее домой, говоря, что кто будет на погребении Марии Семеновны, тот получит отпущение грехов. Даже Саровских монахов и целую толпу народа, шедшую к нему, о. Серафим посылал на погребение, приказывая мирским девицам и сестрам приодеться, расчесать волосы свои и припасть ко гробу ее! Во время отпевания старица Прасковья Семеновна, родная сестра покойной схимонахини Марфы, явно увидела в царских дверях Царицу Небесную и Марию Семеновну, стоящих на воздухе. Придя от восторга в исступление, она громко закричала на всю церковь: «Царица, не остави нас!» Вдруг она стала юродствовать, пророчествовать, говорить окружающим необыкновенные вещи, раздавать все носимые на себе одежды, потом сразу сильно ослабела. Бесы закликали, зашумели и стали кричать. Это происшествие сильно повлияло на собравшихся. Когда старица Акулина Васильевна после похорон поспешила к батюшке Серафиму и передала ему случившееся, то он произнес: «Это, матушка, Господь и Царица Небесная захотели прославить мать нашу Марфу и госпожу Марию. А если бы я, убогий Серафим, был бы на погребении ее, то от духа ее было бы многим исцеление!» Затем прибыл к батюшке родной брат Марии Семеновны, Иван, который также ездил на похороны сестры и спросил: «Выздоровеет ли заболевшая после видения Прасковья Семеновна? » Зорко осмотрев знакомого ему Ивана Семеновича, батюшка вдруг сказал: «Да разве ты брат Марии?» — «Да, батюшка»,— ответил он. И еще раз вторично глядя на него, спросил батюшка: «Ты родной брат Марии?» — «Да, батюшка»,— опять ответил Иван Семенович. После этого старец долго-долго думал и, еще пристально взглянув на стоящего перед ним Ивана, вдруг сделался так радостен и светел, что от лица его как бы исходили лучи солнечные, и Иван должен был закрываться от о. Серафима, не будучи в состоянии смотреть на него. Затем Батюшка воскликнул: «Вот, радость моя! Какой она милости сподобилась от Господа! В Царствии Небесном у Престола Божия, близ Царицы Небесной со святыми девами предстоит! Она за весь ваш род молитвенница! Она схимонахиня Марфа, я ее постриг. Бывая в Дивееве, никогда не проходи мимо, а припадай к могилке, говоря: «Госпоже и мати наша Марфо, помяни нас у Престола Божия во Царствии Небесном!» Преподобный Серафим так пробеседовал часа три с Иваном Семеновичем.
По свидетельству сестер и лиц, близких к Дивееву, Мария Семеновна была высокого роста и привлекательной наружности; продолговатое, белое и свежее лицо, голубые глаза, густые, светлорусые брови и такие же волосы. Ее похоронили с распущенными волосами. Она покоится по левую сторону матушки Александры, первоначальницы Казанской общинки. В рассказах стариц о Марии Семеновне сохранилось немногое. Так, Мария Иларионовна (монахиня Мелитина) свидетельствует следующее: «Живя в миру и слыша от всех о батюшке Серафиме,— повествует она,— я пожелала быть в Сарове и принять его благословение. Первым делом, как пришла в Саров, пошла к батюшке в его пустыньку; он сам вышел ко мне навстречу, благословил и с улыбкой говорит: «Ты, матушка, знаешь ли Марию Семеновну?» — «Знаю,— говорю,— батюшка; она через три двора живет от нас». «Вот, матушка,— продолжал Батюшка,— я тебе про нее скажу, как она ревнива была к трудам. Когда в Дивееве строили церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, то девушки сами носили камушки, кто по два, кто по три, а она-то,матушка, наберет пять или шесть камешков-то и с молитвой на устах, молча, возносила свой горящий дух ко Господу! Скоро с больным животиком и преставилась Богу!»
Старшая сестра в Мельничной общине Прасковья Степановна, рассказывая, как страшно было ослушаться батюшку Серафима, вспоминала, как однажды батюшка приказал ей, чтобы она приехала с отроковицей Марией Семеновной на двух лошадях за бревнами. Они поехали прямо к батюшке в лес, где он их уже дожидался и приготовил на каждую лошадь по два тоненьких бревнышка. Думая, что все четыре бревна может свезти одна лошадь, сестры переложили дорогою эти бревнышки на одну, а на другую лошадь взвалили большое, толстое бревно. Но лишь тронулись они с места, как лошадь эта упала, захрипела, начала околевать. Сознавая себя виновными, что они поступили против благословения батюшки, они, тут же упав на колени, в слезах заочно стали просить прощения, а затем скинули толстое бревно и разложили бревнышки по-прежнему. Лошадь сама вскочила и так скоро побежала, что они едва-едва могли догнать ее. До нас дошли через поколения Дивеевских сестер слова схимонахини Марфы, записанные старицей Иустинией Ивановной (впоследствии монахиня Илария), из рукописной страницы, найденной в келии схимонахини Маргариты Лахтионовой. «Схимонахиня Мария Семеновна вывела меня к церкви Казанской и, показывая на все это место, говорила (предвидя свою раннюю кончину) мне и другим сестрам: «Вот, помните, церковь эта будет наша и священники тут жить не будут, приходская же церковь будет выстроена на другом месте, там будут жить и священники, а тут будет, как говорит батюшка Серафим, Лавра, а где Канавка, там будет Киновия. «Все это место освящено подвигами матушки Агафии Семеновны, а какой, радость моя, собор-то это будет, наподобие Иерусалимского, и в этот храм войдет и теперешняя-то церковь и останется лишь как ядрышком!»
|
|